Скачать (385 Кб)

Контрапункт биолгической термодинамики

Кандидат биологических наук Г. Е. Михайловский
Химия и Жизнь №2, 1979 г., с. 22-26

Мы почитаем классическую музыку,
за некий экстракт и средоточие нашей культуры,
ибо она есть наиболее отчетливый и характерный жест.
Герман ГЕССЕ. Игра в бисер.

Объединить две мелодии в одном музыкальном произведении пытались еще в конце X века. Сперва попытки были робкими: голоса шли параллельно, сочетаясь лишь в двух-трех интервалах, как бы повторяя один другой. Но со временем голоса приобретали самостоятельность. Появилась полифония, многоголосие. Бурное наступление этой музыки завершилось ее безраздельной победой после органных шедевров Баха. Так родилась контрапунктическая музыка, к которой мы настолько привыкли, что она кажется естественной и чуть ли не единственно возможной.

Термин "контрапункт", означающий соединение нескольких самостоятельных мелодий или голосов, появился в нотном письме: каждую ноту одной мелодии ставили против ноты другой. Термин, сперва означавший лишь прием нотного письма, ныне выражает главную сущность классической музыки. Сам же принцип гармоничного сочетания нескольких тем, нескольких мыслей заслуживает, чтобы из мира музыки, где он родился, распространить его на другие области познания.

В науке подобный гармоничный процесс идет по крайней мере последние сто лет. Взять хотя бы рождение, новых научных дисциплин "на стыке двух наук", то есть являющихся по сути дела контрапунктом этих наук или хотя бы попыткой такового. Проникновение контрапункта в науку стимулирует стремление к единству естественнонаучного знания, к поиску общих сущностей в разных на первый взгляд явлениях. Когда теория уже создана и новое направление науки сформировалось, трудно воссоздать нюансы в зарождении и полифоническом развитии основной темы. Поэтому давайте попробуем вступить в область, где такой контрапункт еще не осуществлен, но намеки на его возможность появились. Это - биологическая термодинамика.

ТЕМА ДЛЯ ПРАВОЙ РУКИ: ЧТО ЕСТЬ ЖИЗНЬ!

Без преувеличения можно заявить, что эта тема была одной из первых в пробуждающемся сознании первобытного человека. Для нашего далекого предка ответ на вопрос, что есть жизнь, и в частности живой ли данный объект или нет, был насущно необходим для повседневного существования. Если он живой, то это, с одной стороны, означало потенциальную приятную возможность употребить его в пищу, а с другой стороны, могло таить и угрозу, окажись этот объект матерым хищником.

Надо сказать, что далекие от науки и цивилизации предки неплохо справлялись с такого рода задачами. Да и мы с вами, утратив большинство способностей первобытного человека, вернее, променяв их на блага цивилизованной жизни, эту способность каким-то чудом сохранили и почти всегда можем отличить живое от умершего, а тем более от никогда не бывшего живым.

Мы так легко, безошибочно и повседневно различаем живое и неживое, что невозможно представить, насколько трудно выработать строгое, для всех очевидное и в то же время конструктивное определение жизни. Первую такую попытку, вероятно, предпринял Аристотель. Он писал, что "жизнь есть питание, рост и одряхление, причиной которых выступает принцип, имеющий цель в самом себе, энтелехия". Но такое определение вряд ли удовлетворительно, поскольку вопрос, что есть жизнь, оно подменяет другим, по сути аналогичным вопросом - что есть энтелехия?

С тех пор минуло два тысячелетия. Из определений жизни, сформулированных за это время, можно составить книгу внушительных размеров. Мы знаем сейчас о жизни неизмеримо больше, чем Аристотель. И все-таки сама проблема не упростилась, а стала еще сложнее.

Во времена Аристотеля с жизнью ассоциировали лишь немногие известные организмы. По мере развития описательной зоологии и ботаники число видов катастрофически выросло. В начале XVI11 века француз Ж. Турнефор вводит сначала в ботанику, а затем и в зоологию понятие о роде, объединяющем близкие виды. Несколько десятилетий спустя К. Линней объединяет роды в отряды, а отряды в классы и создает систему животного и растительного царств, в основу которой положен принцип иерархичности.

Может, этот принцип нечто внешнее, поверхностное, не столь присущее самой жизни, сколь навязанное ей исследователями? Нет! Первая половина XIX века знаменуется созданием клеточной теории, согласно которой все живое состоит из клеток. То есть выявлены уже два уровня иерархии живого: организменный и клеточный. В нашем веке к этому двухэтажному особняку достраивают подвал и погреб в виде уровней клеточных органелл и макромолекул и новые надорганизменные этажи иерархии: популяции, экосистемы, биосферу.

Так в чем же проявляется жизнь? Какому из этажей нужно искать исчерпывающее определение? А может быть, всему зданию? Увы, окончательных ответов пока нет. Дело осложняет еще и то, что эта иерархическая структура вовсе не застывшее образование. Организмы, как правило, развиваются из оплодотворенных клеток. Близкие виды, эволюционируя, могут разойтись так далеко, что положат начало новым родам. Основная информация, содержащаяся в организме или в популяции, может быть записана на этаже макромолекул...

Есть и еще одно немаловажное "но": никогда и ни при каких обстоятельствах никто не наблюдал возникновения любой живой системы, независимо от того, к какому уровню иерархии она относится (пусть даже крохотная козявка, бактерия или вирус), без посредства другой живой системы. Другими словами, обитатели особняка жизни порой могут бегать с этажа на этаж, могут даже покинуть его, умерев, но вроде бы никогда не могут зародиться вне его стен, в окружающей мертвой природе. Зато внутри особняка они не только могут возникать, воспроизводиться взамен стареющих и гибнущих - они не могут этого не делать.

Воспроизведение себе подобных - фундаментальнейшее свойство живого. Но заметьте: подобных, а не тождественных. Дети, конечно, похожи на родителей, дочерняя клетка очень похожа на материнскую, и все же дети не идентичны родителям, дочерняя клетка чем-то отличается от материнской, а биосфера непрерывно меняется. Наверное, никогда уже в небе нашей планеты не парить птеродактилю с маленьким ихтиозавриком, зажатым в пасти: биологические процессы необратимы во времени. Иногда эта необратимость явная, например при оплодотворении, росте, старении. Иногда она завуалирована самовоспроизведением, но и оно необратимо, однонаправленно во времени. Это позволило немецкому философу Георгу Зиммелю в конце XIX века само время определить через жизнь: "время есть жизнь, если оставить в стороне ее содержание".

Множеством удивительных свойств обладают обитатели разных этажей здания жизни. Самые впечатляющие свойства организмов и клеток (раздражимость, обмен веществом с окружающей средой, способность к движению и т. п.) были взяты разными авторами в основу определений жизни. Но мы не пойдем по этому пути - тема слишком длинна и запутанна, а это запрещают законы контрапункта. Пусть темой для правой руки останутся те свойства, которые характеризуют все здание жизни: иерархичность, самовоспроизведение и необратимое движение во времени.

ТЕМА ДЛЯ ЛЕВОЙ РУКИ: ТЕПЛОТА И БЕСПОРЯДОК НЕЖИВОЙ ПРИРОДЫ

Эта тема тоже из седой древности. Как только человек приохотился к огню, он стал размышлять о природе тепла (в его понимании). Правда, нашего волосатого Предка весьма покоробила бы мысль о том, что, пытаясь с помощью трения добыть вожделенный огонь, он увеличивает беспорядок в мире. Но об этом поговорим чуть позже, ибо связь беспорядка и теплоты (один из самых волнующих шедевров контрапункта в науке) осознали лишь в прошлом веке. А до той поры темы теплоты и беспорядка развивались порознь, причем первая явно доминировала.

И философы древности, и ученые эпохи Возрождения думали, будто теплота - это какое-то движение и будто это движение представляет собой колебания и вращения мельчайших частиц вещества - атомов. Однако после работ члена Санкт-Петербургской Академии наук Г. Рихмана и других исследований по калориметрии, позволивших измерять тепло, переходящее от одного тела к другому, взгляды на природу теплоты меняются. Рождается теория теплорода, где теплота - это некий "флюид". И хотя в конце XVIII века было доказано возникновение теплоты при трении (явление, хорошо известное нашим предкам, добывавшим огонь вращением палочки), что вопиюще противоречило теории теплорода, она продолжала господствовать: ее язык и представления прекрасно согласовывались с другими явлениями, где теплота лишь переходит из одного тела в другое.

Спор стал бессмысленным, и добиться новых результатов можно было, лишь выйдя из его орбиты. Это удалось сделать Сади Карно, который в начале XIX века, размышляя над принципами работы паровых машин, сравнил их с водяными двигателями. Он понял, что работа получается только из-за перехода тепла от источника высокой температуры (нагревателя) в холодильник. Эта гениальная догадка в неявном виде содержала и первое, и второе начала термодинамики.

В явной же форме первое начало, или, говоря проще, закон сохранения энергии в тепловых явлениях, был сформулирован два десятилетия спустя Майером. В эти же годы Клаузиус, основываясь на работах Карно, изложил второе начало термодинамики: теплота не может перейти от холодного тела к нагретому, а значит, отношение количества тепла в теле к его температуре, названное Клаузиусом энтропией, никогда не убывает, а как правило (за исключением полностью обратимых процессов), возрастает.

Например, когда мы гладим брюки снятым с огня утюгом, то общее количество тепла в изолированной системе "брюки - утюг" остается постоянным, хотя утюг нагревает брюки. Если же мы обратим внимание на отношение содержащейся в утюге теплоты к его температуре, то есть на энтропию по Клаузиусу, то убыль этой величины в утюге (AQ/ Т₁) будет меньше ее прибыли в брюках (AQ/T₂), потому что T₁ больше Т₂. И энтропия системы неизбежно растет. Таким образом, второе начало термодинамики по сути дела утверждает, что энтропия при необратимых процессах всегда увеличивается, а при обратимых, идущих при одной температуре, энтропия постоянна.

Так с помощью Клаузиуса в науке появилась физическая величина, изменяющаяся несимметрично времени. Поначалу это казалось необъяснимым. Но вот Л. Больцман доказывает знаменитую теорему: в двухуровневой системе (простейший вид иерархии) при "элементарном беспорядке" на микроуровне полная обратимость всех микропроцессов вызывает на макроуровне необратимые превращения, сопровождающиеся ростом энтропии. Как это себе представить? Больцман рассуждал так. Любой микропроцесс обратим во времени, и любые его направления равновероятны, но совокупный их ход зависит от того, как фактически распределились эти направления. Чем беспорядочнее распределение на микроуровне, тем больше макровероятность процесса (иначе- статистический вес системы). Система же всегда стремится к самому вероятному состоянию. Вот и выходит, что статистический вес, равный числу микросостояний, необходимых для реализации данного макросостояния, увеличивается во времени.

Нельзя ли это увязать с энтропией? Больцман вплотную подошел к решению задачи, но саму формулу, называемую теперь формулой Больцмана, написал Макс Планк: энтропия пропорциональна логарифму статистического веса. Так энтропия стала мерой беспорядка и вместе с теплотой образовала единую тему.

А спустя еще некоторое время фон Нейман показал, что теорему Больцмана можно вывести из квантово-механических закономерностей и без гипотезы "элементарного беспорядка". Существенно лишь, чтобы система была двухуровневой, причем на нижнем уровне иерархии обязательно должны действовать законы микромира, того микромира, который населен квантами, элементарными частицами, ядрами и атомами, чье существование и развитие определяют вероятностные законы квантовой механики. Из этих законов и вытекает второе начало термодинамики, подобно тому как первое начало следует из закона сохранения энергии. С другой стороны, друг и соотечественник Неймана Е. Вигнер рассчитал, что в соответствии с теми же законами квантовой механики возникновение и существование самовоспроизводящихся систем - чудо. Сопоставляя выводы Вигнера и Неймана, можно заключить, что невозможность самовоспроизведения зиждется на том же базисе, что и само второе начало термодинамики.

На этом и закончим изложение нашей темы, хотя многие области термодинамики остались вне поля зрения. Мы не затронули, например, термодинамики открытых систем. Ее основы заложены работами И. Пригожина и его школы. А выбрав темой правой руки самые общие свойства жизни, было естественным взять наиболее общие, по отношению к живому, аспекты термодинамики. Нисколько не умаляя значения теории открытых систем для всевозможных проблем биотермодинамики, все же нельзя не подчеркнуть, что не все живые системы являются открытыми (например, биосфера, для которой не нужен обмен веществом с окружающими системами), а уж тем более не все открытые системы - живые. Поэтому, исходя из правил контрапункта, тему для, левой руки, следует оставить в такой тональности: иерархичность, необратимость и невозможность самовоспроизведения.

ПОИСКИ КОНСОНАНСОВ, ГАРМОНИИ БУДУЩЕЙ ФУГИ: ЭНТРОПИЯ И ЖИЗНЬ

Даже простое сопоставление двух наших тем говорит о возможности их гармонического сочетания в контрапункте. Попытки уловить такие сочетания начались почти одновременно с появлением первых намеков на связь энтропии и вероятности. Еще в 1886 г. Больцман писал, что живые существа борются не за вещество и энергию, а за увеличение энтропии в окружающей среде. Этим он более чем на пятьдесят лет предвосхитил высказывание одного из основателей квантовой механики Э. Шредингера о том, что организмы питаются отрицательной энтропией.

Отрицательная энтропия. Что это такое? И почему столько крупных умов, пытавшихся контрапунктировать две наши темы, так или иначе выводили ее на сцену? Ф. Ауэрбах называл ее эктропией, Л. Бриллюэн говорил об негэнтропии, Н. И. Кобозев ввел понятие антиэнтропии. Хотя все эти термины далеко не тождественны, они служат одной цели: показать, что термодинамика мертвой природы (в частности, ее второе начало) не исчерпывает всех, а может быть, и даже главных свойств термодинамики живого. Это - лейтмотив первых шагов биологической термодинамики. 1902 г. Н. Умов пришел к выводу, что для термодинамики живой природы с ее стремлением к упорядоченности необходимо новое начало. 1934 г. В. Вернадский говорит о неприменимости принципа Карно к биосфере, энтропия которой падает во времени и к которой, как он считает, только и применимо понятие жизни в полном смысле этого слова. 1943 г. Э. Шредин-гер замечает: "Жизнь - это упорядоченное и закономерное поведение материи, основанное не только на одной тенденции переходить от упорядоченности к неупорядоченности". (То есть жизнь основана не только на втором начале термодинамики.)

Подборка далеко не полна. И хотя в этих высказываниях, как и во многих других, нет ни слова об отрицательной энтропии, она присутствует в неявном виде. Ибо высказывания сводятся к тому, что живые системы во времени развиваются в сторону, противоположную той, куда влечет второе начало, потому что отрицательное изменение энтропии равносильно отрицательному ходу времени. Но почему же именно отрицательная энтропия так настойчиво просится на роль основного консонанса? Чтобы подойти к ответу на этот вопрос, давайте сравним главные моменты двух наших основных тем, подобно тому как севший за инструмент композитор рассеянной рукой берет первые робкие аккорды и в еще бессвязных звуках пытается угадать биение будущей гармонии.

Иерархия в живой и мертвой природе. Иерархичность - неотъемлемое свойство жизни. Вернадский прав, что только в биосфере жизнь проявляется во всей полноте. Биосфера же - это не что иное, как немыслимо сложная иерархическая структура, организованная вглубь, вплоть до макромолекул. В мертвой природе иерархия служит предпосылкой второго начала термодинамики. Но какая иерархия? Вполне определенная: два уровня, на одном из которых действуют законы квантовой механики, а на другом находится наблюдатель.

На других же уровнях иерархии, например на уровне элементарных частиц или в мегамире Вселенной, вряд ли можно ожидать проявления второго начала. Автору представляется, что оно отнюдь не универсально. Жизнь же, которая достаточно долго существует как планетарная система, воспроизводящая необходимые для себя ресурсы, не сводима, естественно, к каким бы то ни было двум уровням.

Необратимость энтропии и необратимость жизни. Неживые системы необратимо развиваются во времени, увеличивая свою энтропию (разумеется, если они вообще развиваются, а не пребывают в равновесии). Живые системы тоже необратимо меняются во времени, но их энтропия растет лишь при старении живых существ, а кроме того, не развиваться они не могут, поскольку жизнь - это процесс, а не структура.

При кажущейся идентичности, унисоне обеих необратимостей они чуть ли не противоположны. Необратимость энтропии статистична - не исключает флуктуации, а лишь указывает путь к наиболее вероятному состоянию, на самом низком уровне иерархий. Необратимость же живого сама по себе иерархична: главное ее проявление - эволюция биосферы - основывается на необратимости индивидуального развития организмов, которая в свою очередь обусловлена необратимостью деления клеток. И все эти необратимости не статистические, а в некотором смысле абсолютные. Женщина может родить ребенка, но не может стать им сама.

Жизнь можно сравнить с колесом, вращающимся во времени в одну сторону. Чтобы повернуть колесо вспять, надо его остановить, и, следовательно, уничтожить жизнь. Если же от этого колеса отчленять куски, то все они будут упорно вращаться в прежнюю сторону. Значит, чтобы обратилось "коловращение жизни", необходима ее гибель, а затем новое ее воспроизведение из мертвой природы, возможно ли это? Вопрос подводит нас к новому интересному созвучию.

Самовоспроизведение и невозможность такового в квантово-механических системах. Вигнер показал, что для самовоспроизводящихся систем невозможно полное квантово-механическое описание. Значит, такие системы выходят за рамки, внутри которых, согласно Нейману, действует второе начало термодинамики. С другой стороны, еще Пастер убедился в невозможности, или по крайней мере невероятности, самопроизвольного зарождения жизни, в то время как жизнь все время самовоспроизводится. Выходит, что зарождение живого в мертвой природе крайне маловероятно именно на тех основаниях, на которых покоится второе начало термодинамики. Само же бытие жизни обусловлено самовоспроизведением на всех уровнях иерархии, хотя и не противоречит второму началу (как квантово-механические системы не противоречат механике Ньютона), но не укладывается в прокрустово ложе, на котором начертано: "энтропия всегда положительна". Значит, в этих сопоставлениях мы неявным образом использовали отрицательную энтропию. Значит, без отрицательной энтропии все-таки не обойтись. Не лучше ли ввести ее явно и именно на ней строить основную тему будущей фуги?

На этот путь вступил Шредингер, а затем его идею отрицательной энтропии подхватили Бриллюэн и Кобозев. Но развили ее по-разному. Если Бриллюэн, употребив шредингеровский термин "негэнтропия", понимал под ней меру убывания положительной энтропии, то Кобозев для своей отрицательной энтропии во избежание путаницы выбрал термин антиэнтропия, под которой понимал саму энтропию, принимающую отрицательные значения.

Другими словами, десять единиц бриллюэновской негэнтропии для температуры аналогичны ее понижению на 10°, например, с 30° до 20° тепла, при этом отрицательна не сама температура, а ее изменение. А десять единиц антиэнтропии Кобозева в этой аналогии будут соответствовать отрицательному значению самой температуры. В данном случае - морозу в минус 10°.

Но позвольте! Ведь энтропия по формуле Больцмана пропорциональна логарифму числа процедур, реализующих данное макросостояние. Как она может стать отрицательной? Для этого же число процедур должно стать меньше единицы!

Вот Кобозев и предположил, что есть системы, не имеющие полной процедуры реализации, а следовательно, и полного описания, в том числе и в квантово-механическом смысле. Но ведь это - самовоспроизводящиеся живые системы биосферы, о которых мы столько толковали! Не здесь ли кроются возможности для контрапунктического разрешения двух основных тем?

В моей статье больше вопросов, чем ответов. Это естественно. Биологической термодинамики пока не существует. Пока только угадываются первые робкие консонансы двух независимых голосов. И когда вы через два десятилетия, найдя на столе дочери или внука вузовский учебник биотермодинамики, раскроете его, припомнив знакомый термин, многое из того, о чем здесь шла речь, наверное, покажется наивным. Там будет мало вопросов и много ответов. Но там не будет волшебства сопоставления и переплетения двух, казалось бы, не связанных между собой тем, не будет предчувствия рождения контрапункта. Зато вас, возможно, очарует ясный и строгий язык устоявшихся научных теорий.

По поводу контрапункта

Редакция попросила прокомментировать статью "Контрапункт биологической термодинамики" двух специалистов - физика и математика. Вот их мнения.

Противоречит ли существование самовоспроизводящихся существ на Земле второму началу термодинамики? Ответ однозначен: нет, не противоречит. Чтобы в этом убедиться, достаточно проделать следующий мысленный эксперимент. Представим себе совершенно автоматизированный завод, который занимается постройкой таких же заводов. Энергию он берет от солнца (потому что Солнце горячее, а Земля холодная), необходимое сырье добывает из земли. Такие заводы размножались бы и "колонизовали" земной шар. Если они будут спроектированы без достаточно продуманных систем контроля качества, то постепенно они начнут ломаться и "погибнут". Это же произойдет в случае исчерпания энергии и ресурсов, которые им доступны. Но нет никаких сомнений, что какое-то время они просуществуют. И их существование, как и существование всех машин на Земле, будет проходить в полном соответствии со вторым началом термодинамики...

Все когда-либо делавшиеся измерения показывают, что живые существа в термодинамическом отношении суть обычные тепловые машины с весьма приличным к.п.д., но работающие в полном согласии с законами термодинамики.

Интуитивное представление о существовании противоречия между феноменом жизни и термодинамикой основано на том, что мы являемся частью гигантской и продолжительно существующей флуктуации.

Мы не можем себе представить, как такая гигантская флуктуация могла возникнуть.

Если вернуться к аналогии с самовоспроизводящимися заводами, то вопрос состоит в том, откуда взялся первый завод. Дальше все понятно - обычные машины. Но откуда они взялись, кто их построил? То есть действительная загадка - это загадка происхождения жизни. Но здесь вновь нет абсолютно никакого противоречия с термодинамикой. По той простой причине, что термодинамика не занимается единичными событиями. Если бы жизнь постоянно возникала из неживого, то это бы действительно составило серьезную проблему. Но, насколько нам известно, жизнь возникла только один раз. Так что речь идет о гигантской, но единичной флуктуации.

Это проблема принципиально не термодинамическая. Ее имеет смысл формулировать лишь в смысле кинетики. Поскольку время существования Вселенной конечно и известно, то могло ли хватить времени для всего этого? Если на основе известных нем законов природы кому-то удастся строго доказать теорему, что времени не могло хватить, то тогда останется три возможности. Либо мы чего-то не знаем из важных законов (но термодинамика, повторяю, здесь ни при чем), либо Вселенная и Земля существуют гораздо дольше, чем мы думаем, либо существует бог, который все сделал. Но указанную теорему еще пока никто не доказал, и никто не знает, как к такому доказательству можно подступиться. Тем не менее все (или почти все) почему-то уверены, точнее им хочется верить, что времени не хватит.

Доктор физико-математичеких наук М. Д. ФРАНК-КАМЕНЕЦКИЙ

Для того чтобы изложить мое сложное отношение к статье, я должен поговорить о некоторых общих вопросах, и тогда все встанет на место.

Начнем с Адама. Вот вылетел джинн из бутылки. Он все может. Любые движения, любые процессы ему доступны. А рядом маленький человек. Он может лишь мысленно представить себе то, что делает джинн, а сам повторить способен очень немногое. Между мысленно возможными, или виртуальными, как говорят в науке, и естественными движениями и лежит эта самая реальность, запрещающая почти все мыслимое и разрешающая очень немногое. Задача науки и состоит в том, чтобы найти эти запреты, выявить механизмы (или принципы) отбора, которые разрешают одно и запрещают другое. А это не очень-то привлекает автора.

На нижнем уровне организации материи механизмы отбора ограничены прежде всего законами сохранения - вот это и есть постоянная тема левой руки, тот факт (или лейтмотив) всего сущего, что происходит на Земле (а может быть, и не только на Земле). Но мелодия левой руки гораздо сложнее. Законы сохранения (я не буду уточнять этого понятия) не. выделяют какого-либо единственного движения. Они оставляют еще много свободы множеству виртуальных движений.

Наука наблюдает, она ищет и находит новые связи. Но это пока не эмпирия. Нужна проверка. И вот здесь-то и появляется второй закон термодинамики - производная энтропии не отрицательна. Еще один механизм отбора.

Вот это и есть тема левой руки: те принципы отбора, которые действуют в косной природе, те механизмы отбора, которые низводят джинна до уровня простого смертного и оставляют очень немногое от его мыслимых возможностей.

А тема правой руки - это жизнь. Она вписывается в те немногие возможности, в те рамки, которые ей оставила косная природа. Эта тема не может контрастировать с ней. Это ее часть. Она возникла из нее. Она может лишь приспосабливаться.

Жизнь - это новый уровень организации материи, но именно материи, а не святого духа, действующего по законам вероятности или без нее! Жизнь подчиняется всем законам косного мира, поэтому все механизмы отбора, которые отнимают у джинна его возможности творить, что он хочет, действуют и здесь. Мелодия жизни вписывается в аккорды, которые играет левая рука.

Но новому уровню организации материи свойственны и новые механизмы отбора. Живое прежде всего хочет жить, сохранить себя. Представим на мгновенье, что когда-то, почему-то возник процесс, где характер взаимодействий похож на обратную связь. Это не столь уж невероятно, ибо образовались же гидриды, в которых водород имеет отрицательную валентность - факт не менее удивительный! Но если такое произошло хотя бы однажды, то этот процесс может вести свою самостоятельную "жизнь".

Один механизм отбора порождает другие и т. д.

Вот как бы должна выглядеть фуга Михайловского.

Развитие мира - это непрерывная цепочка создания и разрушения. Энтропия - лишь одна из мер, один из критериев. Очень хорошо об этом писали (хотя и не совсем точно) Шмальгаузен и Беклемишев. Эволюция мира, где жизнь - одна из форм организации материи,- удивительно противоречива. Об этом рассуждал еще Гегель. Но может быть, именно противоречивость и есть тот стимул развития, без которого все бы остановилось.

Член-корреспондент АН СССР Н. Н. МОИСЕЕВ